- Много. Двенадцать. Никто не охраняет только район соленой реки, понятно, что ни один зверь не сунется в такую воду.

- Хорошо. Тогда я возьму и еды, раз будем много ходить.

- Дельная мысль, но лучше хорошо выспись, хотя, - Уна смотрит в уже сереющее небо, - теперь это вряд ли получится. Иди. Доброй ночи, увидимся через четыре часа.

Уна уходит, а я быстро укладываюсь на ложе, укрываюсь мехом и пытаюсь заснуть. Только, несмотря на дичайшую усталость, сон ко мне не идет. Долго кручусь, пытаясь найти удобную позу. А потом утыкаюсь лицом в то место, где вчера лежала голова мужа и, мне кажется, чувствую запах леса и костра, который вчера исходил от его волос. И вот только тогда засыпаю. Сплю крепко, но просыпаюсь с тяжелой головой и затекшей шеей. Оказывается, я так и проспала все время в одной позе, уткнувшись в мех лицом.

- Мизу-у-у, ты уже проснулась? – слышится от входа.

- Да, Уна, заходи, - кричу, быстро подскакивая, поправляя импровизированные одеяла на кровати и подкидывая дрова в огонь. Причем все это за пару секунд, пока сестра мужа приподнимает меховую «дверь».

- Ты еще не завтракала? – спрашивает индианка.

Вид у нее неважный: под глазами залегли тени, лицо осунулось, руки слегка отекли, видно, что ей уже очень тяжело столько забот на себя взваливать.

- Нет, только воду кипячу, - отвечаю, деловито доставая душистые травы и делая вид, что уже давненько проснулась.

- Вот и хорошо. Я принесла мамалыгу и кусок сыра. Сейчас на костре разогреем и вместе позавтракаем.

Пока мы завтракаем, Уна вводит меня в курс дела. Мы договариваемся ехать верхом. Сначала я упрямлюсь, боюсь лошадей и не представляю себе, как буду ехать без седла и узды, но потом соглашаюсь, потому что понимаю, что Уна не сможет столько ходить, ей явно тяжело даже просто сейчас со мной сидеть и разговаривать.

- Может, ты останешься, а я поеду с кем-нибудь другим?

- Исключено. С кем ты поедешь? В поселении остались только беременные, пожилые и дети. Все остальные заняты либо на ремонте вчерашней стены, либо на охране возможных мест прорыва. А о том, чтобы отправить тебя одну вообще речь не идет, ты просто заблудишься, не зная местности.

В общем, приходится смириться и ехать на лошади, до дрожи в коленях сжимая бока животного и цепляясь похолодевшими пальцами в гриву. На первом посту меня встречают без энтузиазма. Хмурые индианки не спешат брать из моих рук воду и рассказывать, как проходит их дежурство. Только после того, как Уна прикрикивает на одну из них, особенно наглую, остальные потихоньку начинают отмерзать.

Один за другим, мы проверяем все посты. Сестра мужа к последним двум уже просто лежит кулем на лошади. Но как ее не уговариваю ехать назад, не соглашается ни в какую. В поселение мы возвращаемся ближе к вечеру. Весь день в разъездах. Чувствую себя больной. Уна, хоть и более привычная к лошадям, но в силу своей беременности чувствует себя не лучше. Провожаю ее к жилищу, помогаю лечь.

- Может воды, еды? Ты целый день ничего не ела, - говорю ей.

- Не хочу. Я посплю, просто очень устала, - отвечает, повернувшись на бок.

Укрыв ее и постояв рядом какое-то время, дожидаюсь, пока Уна заснет, а потом возвращаюсь к себе. Быстро перекусив, решаю сходить на речку, смыть с себя пот сегодняшнего нелегкого дня. Вчера Уна показывала мне одну узенькую тропинку, ведущую в лес. Когда я спросила, не опасно ли туда идти, она сказала, что эта территория ограждена и волки не проберутся, а для остальных индейцев племени я неприкосновенна, потому что жена Арэнка.

Взяв чистую одежду, смело иду в лес. Уже почти останавливаюсь возле мелкой речушки, но тут же почему-то передумываю. Меня словно что-то тянет свернуть вправо и пройтись дальше. Словно кто-то зовет, манит. Повинуясь этому зову, иду, прислушиваясь. Поворачиваю один раз, потом еще. И выхожу… Мамочка моя! В такую красоту, что не описать словами. Речка. Среди леса. Неглубокий овраг, заполненный сочной, зеленой травой и прозрачной, искрящейся на солнце водой. Мелкая с краю, она резко уходит в глубину через несколько метров, образуя что-то вроде небольшого бассейна. Вокруг пахнет жизнью и весной. Цветами и почему-то медом. Улыбаясь, сбрасываю одежду, остаюсь в короткой нательной сорочке, все еще опасаясь раздеваться догола, вхожу в эту речушку. И не могу сдержать восторженного писка. Вода теплая! Это такое счастье: не второпях мыться, боясь насмерть замерзнуть, а неторопливо промывать все части тела, почти лениво скользя ладонями в глубину реки. На какие-то мгновения даже забываюсь где я и кто я. Мне кажется, я куда-то бегу, весело смеясь, свободная и беззаботная. Неизвестные мне места проскальзывают мимо моих глаз, невиданные красоты. Прихожу в себя от птичьего пения где-то рядом. Вздрагиваю. Ого! Что это было?

Смотрю в реку на свое отражение. Мне кажется, или мои глаза как-то странно светятся? Видимо, опять стихия шалит. Вздохнув, хочу выйти, но на секунду задерживаюсь и отчего-то желаю во-о-он ту дальнюю кувшинку. Вот просто так. Хочу, потому что красивая! И в то же мгновение, в маленькой речушке появляются волны, и, покорные моей протянутой руке, подгоняют ослепительно белый цветок просто в мои ладони. Я не сдерживаясь, смеюсь! Кла-а-а-асс! Это то, чего я так долго ждала! Неторопливо одеваюсь, все время поглядывая на цветок, который положила на траву, рядом с одеждой. Беру кувшинку и медленно иду к поселению. Солнце скоро сядет, лучше быть в жилище. Ускоряю шаги, чтобы быстрее добраться к своему вигваму, но едва вхожу в поселение, как навстречу выбегает какая-то девочка и кричит:

- Мизу! Уна тебя зовет!

- Сейчас, я только зайду к себе, положу цветок и приду, - отвечаю ей.

- Нет! – девочка хватает меня за руку. – Нужно идти сейчас! Уна рожает!

Мое сердце замирает без движения, чтобы в следующую секунду дернуться где-то в горле. Как рожает?! Еще ведь рано?!

Глава 16

Наплевав на отдых, бегу с девочкой к жилищу Уна, молясь всем известным и неизвестным богам. Только бы все было хорошо, только бы все было хорошо! Залетаю к ней в вигвам, там куча женщин, среди которых вижу и двух старших сестер мужа. Сразу же подхожу к роженице. Бедная. Вся мокрая, она стоит, держась за плечи крупной, высокой индианки.

- Как ты? – спрашиваю сразу же.

- Рожаю. Раньше срока, - и столько ужаса в глазах будущей матери.

- Как давно схватки?

- С обеда, - отвечает, постанывая.

- И ты не сказала?! Да еще и ездила со мной с этими проверками! – повышаю голос, понимая, что не нужно так делать, Уна и без меня несладко, но реально, возмущена до предела.

- У меня тянуло низ живота последние три дня, я не думала, что… - индианка замолкает, судорожно сжав пальцы на плечах стоящей с ней рядом женщины.

Мы все вместе пережидаем схватку, а потом я говорю:

- Ладно, сейчас это неважно! Что нужно делать, Уна? Я ничего в родах не понимаю.

- Котори знает, что делать, а ты помоги ей и… просто будь рядом, - роженица кивает на очень пожилую, совершенно седую индианку, занятую тем, что дымит каким-то подожженным пучком травы, спокойно сидя у дальней стены вигвама.

- Ты уверена? – что-то не внушает доверия мне местная акушерка.

- Совершенно. Котори уже не раз принимала в родах волчат.

- Ладно. Можешь положиться на меня, я все сделаю.

- Благодарю тебя, Мизу, - мне кажется, Уна выдыхает с облегчением после моих слов, а потом снова впивается побелевшими пальцами в плечо крупной девицы.

По мне, в вигваме собралось слишком много народу. Толку от них ноль, только кислород переводят, но не я их сюда приглашала, не мне просить уйти. Подхожу к акушерке.

- Здоровья твоему телу и духу, Котори, - приветствую пожилую индианку, меланхолично продолжающую выжигать последний кислород в жилище.

- Пусть твои ноги не знают усталости, а душа – разочарований, - отвечает женщина.

Присаживаюсь рядом с ней на пол и тихо спрашиваю: