- Барабаны?

- Это значит, что сейчас вынесут голову медведя и будет представление.

- Что будет? – мне, наверное, со сна показалось.

- Воины будут показывать, как они убили медведя. И ты должна участвовать. Чуа уже несколько раз приходил, спрашивал, не проснулась ли ты. Последний раз ушел жутко злой. Хотя… - девочка издает тонкое хихиканье, - злость – это его постоянное настроение.

Я тоже, хоть и нехотя, но улыбаюсь. Это точно. Чуа, тот самый мужчина, который испугал меня на речке и приставал с предложениями поближе познакомиться, напрягает меня еще с того момента. И мысль, что он будет участвовать в представлении, как и я, не радует.

- Не переживай, - словно угадав мои мысли, говорит Нова, - там еще будут и Одэкота, и Тутон, и Кэлаб. Их было четверо, кто пытался убить медведя, но решающую стрелу, в глаз, вонзил Одэкота. Я, когда придет моя шестнадцатая весна, буду просить отца сосватать нас. Скажи он очень смелый и красивый?

- Кто, отец? – подтруниваю над девочкой.

- Да, нет же! Одэкота!

- Наверное. Я его всего раз видела, не очень рассмотрела, - отвечаю, вставая и приводя себя в порядок. – Слушай, Нова, а что вообще будет, можешь мне рассказать? На празднике. Чтобы я правильно себя вела.

- Ой, да все будет хорошо… - отмахивается девочка, но продолжить не успевает, звериная шкура на входе в вигвам сдвигается и просовывается голова Чуа.

- Да неужели, проснулась. А я думал, будешь валяться всю ночь.

Ну, до чего наглый мужик! Вот просто захотелось взять какое-то из поленьев и врезать ему между глаз! Вспыхиваю и тут же ужасаюсь своим мыслям. Давно я стала такой агрессивной? Это не мой стиль поведения. Я обычно при любых конфликтах отступаю, считая, что худой мир лучше доброй ссоры.

- Пошли, сколько можно ждать? – Чуа нетерпеливо хватает меня за руку, но я вырываюсь.

- Не трогай меня, я сама дойду!

- Тогда шевелись, и так долго ждали! – шипит мужчина и выходит из вигвама, резко дернув и чуть не сорвав шкуру, закрывающую вход.

Я выскакиваю следом, почти бегом бросаясь за быстро идущим Чуа. И хотя он мне жутко неприятен и я его побаиваюсь, рискую спросить:

- Так, а что мне нужно будет делать?

- Ничего, - отрезает индеец, но по тому, как он злорадно смотрит, понимаю, что стоит взять себя в руки и просто ориентироваться по ситуации.

Праздник обустроили на поляне. На ней развели несколько костров, в трех огромных чанах парует бульон, на длиннющих вертелах жарится мясо, запах которого настолько аппетитный, что нет сил терпеть, хочется сейчас же схватить самый большой кусок и съесть. Мое появление на поляне тут же вызывает гвалт разных звуков. Кто-то свистит, кто-то улюлюкает, кто-то что-то кричит. В общем хаосе голосов, трудно что-либо разобрать.

В центр поляны выходит отец. Он поднимает вверх руку и моментально воцаряется тишина.

- Братья и сестры! Сегодня мы собрались отпраздновать первую удачную охоту за много недель. Наши смелые охотники только луком и стрелами одолели огромного медведя, доказав свое мастерство. Но подобный трофей был бы им недоступен, если бы зверя не вывела Мизу, посланная мне богами вместо умершей дочери. Так давайте же отпразднуем тандем силы духа и тела, который продемонстрировали нам четверо мужчин и одна женщина!

И снова шум, крики, свист. Канги уходит с середины поляны. Раздается бой барабанов. Сначала тихий, а потом громче и громче. И вот на поляну выходит незнакомый мне мужчина. У него на плечи надета медвежья шкура, а в руках он держит голову животного с открытой пастью. В дрожащем свете костров это жуткое зрелище моментально напоминает мне утро, когда я бежала, но ни на что не надеялась, представляя как когти зверя разорвут мне спину в любую секунду. Вздрагиваю, потому что женщина рядом со мной, пихает меня на поляну. При этом лицо у нее такое, словно я ее уже успела чем-то раздосадовать.

Через секунду до меня доходит, чем. Они все ждут спектакля. Человек-медведь уже вовсю расхаживает по поляне, периодически правдоподобно рыча и злобно посматривая в мою сторону. А я застыла, как столб, и порчу выступление их кружка самодеятельности. Мысленно отвесив себе подзатыльник, выхожу к «медведю» и застываю, вроде как испуганно. «Зверь» рычит еще более грозно, демонстративно водя носом, чтобы все поняли, что он меня почуял. Я поднимаю руку и тоже себя нюхаю где-то в районе сгиба локтя, вызывая у всех зрителей единодушный смех.

«Медведь» рычит и начинает двигаться в мою сторону. Я осматриваюсь вокруг и замечаю, как с другой стороны поляны мне машут четыре индейца. Ага, я вроде как, должна бежать к ним. Так и делаю. Медленно бегу, за мной топает «зверь», продолжая грозно рычать. Через 15-20 шагов, я падаю и лежу. Охотники начинают стрельбу. Мне остается только откатиться, когда «медведь» очень натурально падает на землю, и ждать, когда прибегут довольные собой охотники.

Финальная сцена вызывает у собравшихся массу эмоций. Все кричат, топают ногами, хлопают. В общем, это успех! Я улыбаюсь, даже не обращая внимания на недовольные взгляды Чуа и его явные попытки стать ко мне поближе.

А потом выходит Нита. Я помню, что она состоит в совете старейшин племени, но все равно неожиданно ее видеть такой торжественной и наряженной в десятки всяких амулетов и бус. В руках она держит огромный поднос, на котором стоит какая-то миска и кубок. Снова барабанный бой, все затихают, слушая, как стучит, словно сердце, музыкальный инструмент. Он ускоряется и ускоряется, а потом резко замолкает, в оглушающей тишине раздается удивительно сильный голос Ниты:

- Зверь пожертвовал собой, чтобы наше племя выжило. Давайте восславим его жертву, примем его плоть и дух в наши тела!

И подходит к Одэкота. Мужчина берет тонкий кусок сырого мяса и кидает себе в рот, потом отпивает из кубка. Когда он ставит посуду на поднос, я замечаю, что его губы окрашены в красный цвет. О, божечки! Мне все-таки придется пить кровь?!

Следующим ест и пьет Чуа. За ним еще двое охотников. Когда очередь доходит до меня, я едва справляюсь с чувством тошноты. Смотрю жалобными глазами на Ниту.

- Ешь! - Говорит она совершенно безапелляционно.

Я понимаю, если сейчас начну что-то говорить, или противится их обряду, навсегда стану изгоем среди своих одноплеменников. Подобного они не простят. Поэтому дрожащей рукой беру самый тоненький и маленький кусочек мяса из оставшихся и подношу ко рту. Сглатываю горькую слюну и на долю секунды застываю, держа «угощение» перед губами, не решаясь все-таки его съесть. И тут я с удивлением слышу легкий запах специй от мяса. Перевожу взгляд с кусочка на Ниту, она кивает, едва заметно улыбаясь. Облегченно выдохнув, бесстрашно закидываю мясо в рот и усердно жую. Карпаччо (итальянское блюдо из мяса или рыбы, нарезанное тонкими, почти прозрачными кусочками, и замаринованное в масле, лимонном соке, уксусе, смеси перцев). На индейский манер, конечно, но тоже неплохо, хотя бы можно есть, хоть и с трудом.

Расхрабрившись, тяну руку к кубку. Но Нита уводит посуду в сторону.

- Женщинам не положено пить эликсир жизни. Но мы способны его впитать через кожу. Кто из охотников желает начертать руны на лице Мизу?

- Я! – раздается одновременно два голоса.

Поворачиваюсь. Чуа и Одэкота. Пожалуйста, только не Чуа!

Глава 5

- Одэкота, помоги Мизу, - говорит Нита, а я выдыхаю с облегчением, успев заметить, как раздосадовано скрипит зубами Чуа.

Мужчина подходит ко мне, держа в руках кубок. Сначала он поднимает руку и шершавыми пальцами заправляет мои волосы за уши, чтобы не падали на лицо. При этом индеец слегка улыбается, ободряюще. И я расслабляюсь, улыбнувшись ему в ответ. Потом Одэкота макает указательный палец в кубок. И что-то рисует мне на лбу. Сначала круг, а потом горизонтальную полоску, пересекающую его и точку в верхней половине круга. В общем-то, неплохо. Я готовилась к тому, что меня будет тошнить при мысли о том, ЧЕМ мажут мою кожу, но нет, если отрешиться от всего и сосредоточиться исключительно на лице Одэкота и его шоколадных глазах с золотистыми искорками, то вполне терпимо.